Журнал "Вокруг Света" №4  за 1995 год - Вокруг Света

Пройдя пару сотен метров, я оглядываю ледовый цирк, гребень надо мной и вершинные бастионы. Самой вершины не видно. Вдруг совершенно отчетливо представляю себя на ней, и появляется уверенность. В это мгновение я уже знаю, что я там буду. Уверенность переходит в спокойствие, спокойствие в монотонную работу. Наверх...

«Если от перевала Денали вверх ветер усиливается, спускайтесь вниз», — говорит Роджер Робинсон, глава рейнджеров национального парка.

На этот перевал, расположенный на высоте около 5 500 м, мы выходили в свой вершинный день 27 мая. Мы — это Володя Ананич, Серега Ларин, Марат и я. Остальные ребята поднимались на вершину вчера, в плохую погоду, и вернулись с победой. Сегодня погода кажется лучше, чем вчера, по крайнем мере, здесь, наверху. Небо над нами почти чистое. По здешним меркам, и ветра почти нет. Но холодно. Термометр американцев, к счастью, отградуированный и по Цельсию, показывает существенно за 30.

«Это было весною, в зеленеющем мае», — вспоминаю я слова песни, просматривая путь наверх, видимый отсюда до перевала Денали. Крутой фирновый, с участками льда склон матово поблескивает в утреннем свете. В моем рюкзаке запасные шерстяные варежки, пуховка, термос, снежная лопата и бивачный мешок. Пока решаем не связываться, но веревку я, на всякий случай, беру, знаю, что чаще всего беды происходят на спуске. На мне надеты две полартековские куртки и два анорака из гортекса, друг на друга. Все равно жары на этом теневом склоне нет. Особенно когда начинает поддувать ветер. Жары не будет до самой вершины, хотя после перевала Денали я уже разогрелся, да и путь стал попроще. Оставляю на перемычке веревку и лопату, меняю ледоруб на палки. Сзади на плато выходят американцы, с которыми мы стояли вместе в штурмовом лагере.

Через пару часов подъема вижу перед собой гребень и левее на нем — неужели вершина?! Поднимаюсь. Не тут-то было. За гребнем открывается широкое, метров 600-700, плато, и только в конце него снежный склон круто уходит наверх. Снизу натягивает облачность, и верхняя часть склона почти не видна. Ветер тоже крепчает. Левое возвышение, принятое за вершину, кажется просто смешным по сравнению с настоящей.

Так гора дает тебе вынужденную передышку, чтобы ты почувствовал ее величие.

Пройдя половину плато, встречаю Володю и Серегу. Они возвращаются с вершины и советуют мне заворачивать назад. Марата они уже уговорили. Соблазн повернуть назад велик — и погода действительно становится все хуже. Я иду не быстро и не сказать чтобы легко, однако силы хорошо восстанавливаются в передышках. Поэтому решаю идти вперед.

Через какое-то время обнаруживаю, что меня догоняет Марат. Я рад без вопросов. Только руки начинают замерзать. Сейчас на мне тонкие шерстяные перчатки, сверху толстые синтетические, а на них — верхонки. Меняю синтетические перчатки на запасные толстые шерстяные варежки и отмахиваю руки. В варежках попросторнее, и руки минут через десять отогреваются.

Преодолеваем, наконец, этот крутой взлет. Мы на плече гребня. Налево уже видна вершина. Только здесь ощущение тяжелой монотонной работы сменяется эйфорией достижения цели.

Остался только предвершинный гребень. Идем левее и ниже карнизов, нависающих над Южной стеной, а иногда и по острию гребня. В некоторых места он узкий, в один след.

И вот уже выше нас ничего нет. Фотографируемся рядом с российским флагом, который оставили Володя и Серега. Марат снимает на видеокамеру. Почти все внизу закрыто облаками. Видна только вторая — северная — вершина, плато и обрывающиеся вниз скалы южной стены. Да и ветер такой, что особо не поснимаешь.

Счастливые, спускаемся на плечо гребня, глотаем из термоса горячее питье. Теперь главное — не расслабляться на спуске, не терять внимания. Но — все же легче. Все же вниз.

Мы сидим в уютной палатке наших новых друзей — аляскинских гидов Джорджа и Дейва, в лагере «12 000 футов». Два дня, как мы спустились сюда с вершины. Сегодня утром пошли покататься и поднимались вверх рядом с ними. Завязавшаяся беседа с традиционным рефреном «Россия Аляска» завершилась обоюдным двусторонним приглашением зайти поговорить, попить кофе.

Они вели свою группу наверх, на «14 300», и должны были вернуться. Во второй половине дня погода сильно испортилась, повалил снег, и мы уже решили, что они останутся наверху. Но вот сверху послышались какие-то возгласы, и вскоре мы увидели залепленную снегом бороду Джорджа, а за ним - широкую улыбку, стрекозиные радужные очки и черные, как смоль, волосы Дейва. Оказывается, им пришлось помогать спускаться какой-то группе, один из участников которой провалился в трещину и поранил себя ледорубом.

Трещины... Они стоят здесь на втором месте после погодных условий, если говорить о спасработах. На третьем — лавины и высотная болезнь.

Среди белого населения Аляски большинство — аляскинцы в первом, максимум во втором поколении. Наши друзья Джордж и Дэйв не исключение. Но они гордо говорят: «Мы, аляскинцы...» Многих сюда привели не высокие заработки Севера, а зов сердца. Аляска для большинства из них скорее общность людей, скрепленная любовью к этой земле. Это люди, которые любят природу, готовы прийти на помощь, понимают толк в несуетной северной жизни и ценят дружбу. На мой беглый взгляд, они более открыты, чем средний американец.

За разговорами и кофе приходит состояние той особой душевности, которую так ценят те, кто ходит в горы и живет на севере. Аромат кофе и швейцарский сыр создают атмосферу почти домашнего уюта. А снег все идет и идет... Неожиданно из снежной пелены к нам в палатку вваливается Отто горный гид, лидер австрийской «скитуровской» группы. Крепкий, коренастый, лицом слегка напоминающий Жерара Депардье, Отто улыбчив и весел. У него хитрый прищур и острый язык.

Отто приятель Джорджа и Дейва, здесь он не как гид, а просто с группой друзей. Это те самые австрийцы, которые вчера сорвали аплодисменты всего лагеря своим удивительно синхронным спуском на лыжах. Шесть правильных змеек осталось на склоне над нами. «Да они рождаются на лыжах, куда уж нам!» хлопая Отто по плечу, подначивает его Дейв, сам хороший лыжник. Мы ведем беседу о горных лыжах и катании по целине, альпинизме и многом другом, а снег все идет и идет.

Внезапно снегопад прекращается. Мы вылезаем из палатки в вечернюю морозную тишину. Шуршание снега все еще стоит в ушах. Облака рассеиваются, и подмораживает.

Зрелище, открывшееся нам, многие считают одним из самых удивительных в Северной Америке.

Солнце, висящее низко, почти над самым горизонтом, все заходит, заходит и никак не может зайти — уже почти полярный день. Мы его не видим, оно справа от нас и уже за гребнем. Мы видим только его низкие лучи, создающие фантастическое освещение длинных-длинных теней и розовато-фиолетовых, с оттенком желтого, гор. Все гребни и вершины перед нами распались на мозаику бесчисленных оттенков этих цветов.

Но самое удивительное — если смотреть дальше, туда, за перевал Кахилтна. Там, в самом низу, в десятках километров от нас, видно, как блестят в майской тундре озера...

На фоне темнеющего вечернего неба над вершинами светятся расплывчатые акварельные мазки облаков ярко-розовые, бархатистые... Отблеск закатных лучей еще долго тлеет на вершине Форакера и гаснет последним.

Три последних дня, проведенные наверху, были для меня самыми лучшими, если не считать вершинного. Мы с Маратом «зависли» в промежуточном лагере наверху, катаясь на лыжах и фотографируя. Отдыхаем, наслаждаемся, никуда не спешим. Отличная погода и недавний снегопад подарили нам радость катания по целине. Свежий снег, горы в вечернем свете, душевное общение с людьми — все это оставило незабываемое впечатление. Но вот мы уже внизу, в Талкитне. Завтра автобус в Анкоридж. Мы стоим на берегу реки, за которой открывается грандиозная панорама Высокой Аляски уникального, интересного района, подобного которому я никогда не видел. В шестидесяти милях от нас Денали возвышается над облаками, подсвеченными заходящим солнцем.

На этом берегу я вспомнил слова Хадсона Стака, организатора и участника первого восхождения на Денали в 1913 году. О своих чувствах, пережитых на вершине, он потом писал: «...Тут не было гордости покорения, ни следа той экзальтации победы, которую некоторые чувствуют при первовосхождении на величественную вершину, ни ликования от удачи, поднявшей нас на несколько сотен футов выше других, которые сражались, но были повержены...

Скорее мы чувствовали единение избранных с высочайшими местами земли, которое было даровано нам...»

Аляска

Артем Зубков

Исторический розыск: Заколдованный лес

Разноцветные реки преследуют меня давно и настойчиво. В далеком школьном детстве величайшей мечтой моей было сплавиться по южноафриканской реке Оранжевой. Чуть позже я попал в Мещеру — на родину Есенина и моего отца, где Пра несет свои темно-коричневые от торфа воды среди болот и сосновых лесов. Потом были другие реки, цвет волн которых то изумлял, то раздражал меня, но редко оставлял безучастным. Поэтому, прочитав в какой-то книжке, что есть на свете такая река — Лух, с желтой водой, я сразу понял, что увиливать — бесполезно.